от него дочку. Не подруга. А я сама. Так получилось. Подруга вышла замуж тоже. Без моего вмешательства. Но всё же моя тяга к сватовству проявилась и тут. Муж подруги по прошествии тридцати лет вспоминал, как я её «сватала»: «Такая она замечательная, такая умная и совсем никогда не болеет». Смеётся сейчас, вспоминая. Говорит, понимает, как жертвенно я рекламировала «невесту», «себе в убыток». Ведь, выдав замуж, теряла подругу – уезжала она в первопрестольную из моего родного Ростова, где душа в душу мы продружили с ней несколько лет. Во времена отсутствия интернета общение на таком расстоянии сводилось к минимуму. Но чужое семейное счастье всегда было для меня важнее собственных интересов, простите за бахвальство. Сватовская жилка коренилась во мне, видимо, на уровне подсознания.
Тяга к сватовству вывела меня и к получению соответственного образования. В университете выбрала «семейно-брачные отношения» темой диплома. По окончании учёбы, в далёкие восьмидесятые, пыталась устроиться на работу в единственное тогда в Ростове брачное агентство. Не взяли. Штаты быстро укомплектовали нашими же выпускниками. Мне места не хватило. Да и брали психологов, а я хоть и специалист по брачным отношениям, но философ. Тогда в России только появлялись подобные конторы. Конкуренция между желающими получить в них работу была огромная. Поэтому, когда в Германии пришла в себя после первого шока и поняла – надо думать о работе, посетила идея заниматься именно этим… сва-тов-ством! Тем более что спрос на женщин в Германии прослеживался. А уж спрос на женихов у россиянок – и подавно. Оставалось свести одних с другими.
Так оказалась я внутри чужих судеб, стала свидетелем множества историй, героями которых были мужчины и женщины. Немецкие мужчины и русские женщины. Многое перевернулось в моей голове за эти годы. То, что десять лет назад казалось белым, сегодня видится чёрным. И наоборот. Годы бегут, на стержень жизненного опыта наворачиваются новые и новые впечатления и ощущения.
Интересно узнать, кто же он, «немецкий мужчина», или кто она, «русская женщина»? Думаете, знаете? Поверьте, «множество открытий чудных» о наших женщинах раскроется перед вами из моих рассказов о них. А может, и о себе… Поделиться хочу с теми, кому важно понять, в чём мы похожи, а чем отличаемся друг от друга. Расскажу истории, свидетелем которых пришлось стать мне. Истории любви, ненависти, непонимания, недоверия, восторгов и разочарований. А вам судить, «who is who», кто прав, кто виноват, кто умный, а кто не очень. Часто приходится слышать: «Какие они (немцы, французы или англичане) идиоты». И так и хочется спросить: «Не хотите ли задуматься, кто же из нас больший идиот?» Ведь мы, со своими привычками и ментальными особенностями, им тоже кажемся не совсем адекватными. Мы – разные, хотя и такие, на первый взгляд, похожие. Немцы – народ логичный, рациональный, в отношениях с ними редко происходят форс-мажоры. Это не загадочная русская душа, непредсказуемая в своей алогичности. Конечно, все люди разные (простите за штамп), но всё же есть правила, а есть исключения. И если у русских исключения, скорее, составляют само правило, то, говоря о немцах, вполне можно полагаться на правила.
Глава 3
Путь в Германию,
или
Как я очутилась в стране средневековых бургов и современных бюргеров
Именно так называется моя книга, посвящённая тому, каким образом я с мужем и маленькой дочкой попала в Германию 1. Это большой роман, и я не стану сейчас его пересказывать, в подробностях описывая все наши метания и скитания, продолжавшиеся несколько лет. Но для понимания ситуации, для полноты картинки… всё же придётся кое-что рассказать, как говорится, цитатно.
В начале девяностых от СССР одна за другой начали отделяться республики и сама аббревиатура рассыпалась, сначала из четырёх букв сократившись до трёх (СНГ), а потом и вовсе растворившись в других сочетаниях. В это время в стране стало всё трещать по швам, «всё смешалось в доме Облонских», вернее, в огромном советском доме, долгое время считавшемся «нерушимым». С площадей стаскивали памятники вождям мирового пролетариата, к которым незадолго до этого приносили цветы по праздникам. Переименовывались организации, главки и даже министерства. В конце восьмидесятых объявленная Горбачёвым перестройка хотя и не сильно, но приоткрыла створки «железного занавеса» и дала толчок народу, готовому уехать из страны.
Одни ненавидели систему и мечтали свалить куда подальше, лишь бы скорее забыть «прелести недоразвито́го социализма». Другие вдруг вспомнили про корни предков и зов сердца, которое призывало вернуться к истокам. Третьи побежали в сторону государственной границы просто потому, что было интересно посмотреть, «а как там, за кордоном», скорее из любопытства. Ведь там было запретное, а запретный плод сладок. На протяжении нескольких поколений почти вся страна, за исключением номенклатуры, была невыездной и видела мир глазами Сенкевича в программе «Клуб кинопутешественников» по единственному в стране телевизионному каналу. Сенкевич путешествовал, остальные смотрели телевизор. Были ещё и четвёртые, которые потянулись за первыми, вторыми и третьими. В этом водовороте бегущих оказалась и я. Надо сказать, сначала понятия не имела, куда бежать. По большому счёту, было всё равно куда. Из Ростова-на-Дону в конце восьмидесятых убежать можно было только в Москву. «Не догоню, так согреюсь», – решила я. То есть не уеду дальше столицы, так проветрюсь, а может, и узнаю кое-какую информацию о возможностях выезда и куда подальше. В Москве всё знают. Итак, напоминаю: речь о далёких 80-х.
Первой страной, приходящей в те годы в головы неосведомлённых претендентов на выезд, была вожделенная Америка. Джинсы и доллар – две голубые мечты наших розовых вожделений того времени.
«Когда умолкнут все песни, которых я не знаю,
В терпком воздухе крикнет последний мой бумажный пароход.
Goodbуe, Америка,
Где я не был никогда.
Прощай навсегда…
Мне стали слишком малы твои тёртые джинсы.
Нас так долго учили любить твои запретные плоды.
Goodbуe Америка,
Где я не буду никогда…»
Эта песня группы «Наутилус Помпилиус», хотя и написана об Америке, стала гимном перестроечного времени для тех, кто мечтал уехать. В ней чудесным образом передана наша мечта о далёкой стране, в которую никогда не попасть. На самом деле эта страна – несуществующая фантастическая планета. Но мы-то тогда этого не знали. И свои фантазии помещали в рамки конкретного государства. Прежде всего Штатов. Я окончила школу с английским уклоном, где тщательно изучали английский язык и рассказывали всякие подробности из жизни джентльменов и леди. Но Англия для меня долгие годы оставалась на уровне сказки про королеву, не имеющей ничего общего с реальностью. Об Англии я тогда не мечтала даже во сне. А вот Америка все же, в связи с тем что туда каким-то образом попадали наши люди, могла рассматриваться как вариант.
Естественно, и я первым делом отправилась в американское посольство. На подходе к величественному белому зданию с призывно торчащим американским флагом на фронтоне в самом центре Москвы поняла, что слухи об эмиграции за океан не преувеличены. За пару кварталов толпились люди. Оказалось, народ записывался на выезд в страну грёз, заполняя выданные служащими анкеты. Заполнила и я. Америка с манящими каждого нормального человека возможностями вполне могла меня устроить. А почему нет? Манхэттен. Майами. Голливуд. Вот ключевые слова американского счастья. Я уже видела себя гуляющей по Пятой авеню, почему-то в белом платье и в шляпе с красными бумажными маками, похожими на настоящие. Или бегущей по жёлтому песку калифорнийского побережья… Красиво жить не запретишь. Во всяком случае, в мечтах можно многое себе позволить. Да-да, улыбаетесь, вспоминая Остапа Бендера, гуляющего в белых штанах по Рио. Согласна, я в своих мечтах не сильно отличалась от Остапа.
Заполненные анкеты улетели в Штаты без меня. Никакого ответа я не получила. В силу молодости и темперамента я не стала долго печалиться и ждать, когда в Америке сочтут необходимым пригласить меня в Майами, а занялась поисками другой страны возможной эмиграции. Из России-то нас худо-бедно стали выпускать. Если раньше требовалось разрешение на выезд от такой милой организации, как ОВИР (отдел виз и регистрации), то теперь достаточно было получить въездную визу в ту страну, куда «намылил лыжи». В аббревиатуре ОВИР главным словом было «виза».
